Здоровый бизнес. «Росатом» создаст на Северном Кавказе кластер ядерной медицины Как вырастить мидию

Как создать здоровый бизнес

Rusatom Healthcare - пример того, как на основе прикладных научных разработок можно создать бизнес-единицу. Что она будет продавать, на чем будет зарабатывать, с кем и как кооперироваться, решения каких проблем добиваться - обо всем этом гендиректор компании Денис Чередниченко рассказывает в интервью Екатерине Трипотень.

Прошло чуть больше года с момента публикации нашего большого обзора ядерной медицины. Что изменилось с тех пор? В марте 2016 года Объединенную инновационную корпорацию возглавил Денис Чередниченко.

Для продвижения продукции и услуг предприятий атомной отрасли в сфере ядерной медицины Росатом решил создать новую компанию, бренд которой созвучен именам мировых мейджоров этой отрасли - Rusatom Healthcare.

Название говорит о планах компании: RHC будет продвигать радиационные технологии не только на российском, но и на зарубежном рынке. В отличие от других интеграторов, кроме статуса компания получила и активы: НИФХИ им. Л. Я. Карпова, НИИТФА, относившиеся прежде к АО «НИИ», В/О «Изотоп» и АО «Русреактор». Как будет выстраиваться взаимодействие компаний внутри Rusatom Healthcare, а также с остальными предприятиями госкорпорации? Сама ОИК при этом в последние годы оставалась «вещью в себе», и о проектах, которыми она занималась, хотелось бы узнать больше.

Кроме того, внешняя среда изменилась. Период конца 2015 - начала 2016 года на фоне сохранения высокого курса валют и западных санкций можно охарактеризовать как золотой век политики импортозамещения. Продвижение российских технологий было в тренде. В начале 2017 года ситуация иная: ходят разговоры об отмене санкций, рубль укрепился. Росатом привлекает зарубежных технологических партнеров для развития новых бизнесов, таких как ветроэнергетика и опреснение. Сказалось ли все это на стратегии госкорпорации в ядерной медицине? Остается ли российский рынок приоритетным? Удалось ли за год снять чисто российские препоны для развития ядерной медицины? Вот примерный круг вопросов, которые мы адресовали Д. Чередниченко.

От ОИК - к Rusatom Healthcare
Какие задачи были поставлены перед вами на старте?
Во-первых, необходимо было определить, какие направления новых бизнесов, разработанные в ОИК, приоритетны для госкорпорации, где можно максимально применить наработанные компетенции, какие продукты могут стать стратегическими.

Были выбраны следующие продукты: медицинское оборудование, радиофармпрепараты и облучательные технологии. Для их дальнейшего развития надо определиться, какие элементы продукта под общим названием «ядерная медицина» мы можем развивать сами, какие - в партнерстве, а что нам развивать пока не стоит; как выстроить работу с организационной и корпоративной точек зрения.

И на чем нужно сконцентрироваться?
Мы должны сконцентрироваться на запуске линейки оборудования для ядерной медицины, создании радионуклидов, переходе от продажи сырьевых изотопов к производству радиофармпрепаратов как лекарственных средств.
Все это мы сможем продавать непосредственно лечебным учреждениям либо поставлять в создаваемые с нашим участием центры ядерной медицины, обеспечивая их на полном жизненном цикле. Если мы идем в сферу медицинских услуг, то исключительно как технологический партнер.

Но это было решено еще год назад … Что нового вы привнесли?
Мы довели концепцию Rusatom Healhcare - самостоятельной компании, которая консолидирует предприятия, ориентирующиеся в основном на ядерную медицину, на производство оборудования, изотопов, радиофармпрепаратов, - до практического воплощения. Сформирован новый центр ответственности.

Предстоит проработать пути взаимодействия единого интегратора с теми предприятиями, для которых продукция ядерной медицины является сопутствующей их основной деятельности. В любом случае Rusatom Healhcare будет определять, какие инновационные проекты в данных направлениях можно поддерживать и развивать.

И что же это за проекты?
Например, мы поддерживаем создание линии производства радиофармпрепаратов в соответствии со стандартами GMP на площадке НИФХИ им. Л. Я. Карпова в Обнинске.

Планируем привести производство 99Mo на площадках НИФХИ и НИИАРа в соответствие со стандартами GMP. Есть перспективные радиофармпрепараты на основе 177Lu, 90Y, 133Xe. Эти направления мы сейчас активно поднимаем, возобновляем то, что ранее было отложено либо отодвинуто на второй план.

Ксенон - это НИФХИ. Лютеций - кооперация нескольких площадок: на одной делается сырьевой изотоп, прекурсор, на другой - тоже в НИФХИ - конечный радиофармпрепарат. То есть площадка НИФХИ войдет в кластер по созданию радиофармпрепарата, готового лекарственного средства.

Биография

Чередниченко Денис Витальевич родился в 1977 году. Окончил Уральскую государственную юридическую академию в Екатеринбурге. Имеет степень Master of Law Манчестерского университета, Великобритания.

С марта 2016 года - гендиректор Объединенной инновационной корпорации, с 2017 года - гендиректор Rusatom Healthcare. До прихода в атомную отрасль занимал пост вице-президента «ГЕОТЕК-холдинга» - нефтесервисной компании.
В 2010 году долю в «ГЕОТЕК-холдинге» приобрел инвестфонд Геннадия Тимченко Volga Resources.

Росатом поставил перед Д. Чередниченко задачу развить разработки и проекты до масштаба самостоятельных бизнесов, приносящих прибыль.

А растворный реактор в Сарове - приоритетный?
Да. Это отдельный проект по созданию нового производства. Самое важное на этом этапе - сосредоточиться на технологии, понять, каким будет конечный продукт, сделать пилотную установку. По моей информации, она появится в следующем году.

Сколько инвестиций потребуют эти приоритетные проекты?
Инвестпрограмма состоит из нескольких элементов. Мы уже знаем, что получим в 2017 году инвестиции в объеме 12 млн рублей на молибден и на доведение до стандартов GMP линии по выпуску технеция. По лютецию инвестпрограмму еще предстоит утвердить, она оценивается в 100 млн рублей.

На несколько лет вперед вы инвестиции не планируете?
В настоящее время мы собираем информацию со всех предприятий, проводим анализ, технический аудит и так далее. Поэтому озвучить точную сумму мне пока сложно. Проекты по лютецию и ксенону мы выносим на совет по развитию.

Какими еще проектами занималась ОИК? Например, «Беркут» и «Золошлаки» - что это?
«Беркут» сейчас в отдельной проектной компании. Им занимается другая команда. А «Золошлаки» - это проект, который развивался в ОИК. Сейчас принимается решение о том, выделять его в отдельную проектную компанию или нет.

В ОИК был ряд проектов, которые она доводила до логического инвестиционного завершения в качестве стартапера, акселератора, инкубатора. Нам нужно отходить от этой деятельности, переходить в бизнес-направления. Это те же «Золошлаки», а также проекты экологической тематики, такие как, например, строительство мусороперерабатывающих заводов

Мусоропереработка - это очень актуальная тема…
Очень актуальная, но все объять невозможно. У госкорпорации есть свои приоритеты, перечень из 19 стратегических продуктов. Пока мусоропереработки там нет.

Вернемся к проектам.
Еще были небольшие проекты, связанные с ядерной медициной и центрами облучения, - их мы тоже выделили в отдельные проектные компании.

Например, «Стерион», который реализуется на площадке ФГУП «НИИП». Для этого проекта мы нашли партнера, который инвестировал гораздо больше, чем мы (200 млн рублей против 73 млн) и обеспечил площадку заказами. Теперь мы обсуждаем с ним, где организовать вторую площадку. Мы также рассматриваем вопрос о том, каким образом увеличить производительность первой площадки, поскольку потребности в стерилизации медицинских изделий оказались гораздо выше наших возможностей.

Почему, по вашей оценке, проект «выстрелил»?
Один из факторов успеха - местонахождение данного центра с точки зрения логистики. Как ни странно, площадка в Лыткарино оказалась исключительно востребована, потому что для производителей медицинских изделий она очень удобно расположена - по дороге к потребителю.

Вообще для центров облучения логистическая составляющая исключительно важна. И инвестируя в их создание, надо понимать, кто твой потребитель, где он находится, куда и что он везет, что ему важно. И даже каких водителей он нанимает. Приведу пример. Объект у нас режимный, и нам необходимо оформлять пропуска: немаловажно, кто и как заезжает на нашу территорию. А наши контрагенты зачастую привлекают в качестве водителей граждан ближнего зарубежья.

И такой малозначительный фактор, будучи неучтенным, может поставить под вопрос заезд автомашин на территорию. Так что моменты, на первый взгляд совершенно не связанные с производством, могут стать ключевыми для бизнеса. Ведь если объект загружен 24 часа семь дней в неделю - а максимальная загрузка обеспечивает низкую себестоимость, - жизненно важно обеспечить стабильный подъезд, оперативную разгрузку и так далее. Мы уже провели серьезную работу над ошибками, и наши выводы найдут отражение в типовом решении.

Насколько это прибыльный бизнес для вас?
Скажем так, при условии полной загрузки сроки окупаемости инвестиций даже по одной площадке составляют 2,5 года.

А внутренняя норма рентабельности какая?
Больше 60%. Один и тот же проект на разных площадках может давать разные показатели. Наша задача - тиражировать подобные проекты.

Стандарты

Стандарты GMP, или Good Manufacturing Practice (Надлежащая производственная практика) - система норм, правил и указаний в отношении производства лекарственных препаратов, медицинских устройств, изделий для диагностики, продуктов питания и пищевых добавок.

Обычная процедура контроля качества предполагает исследование выборочных образцов продуктов. В рамках GMP оцениваются параметры производства и проводится лабораторная проверка.

Первая версия стандартов GMP была разработана в США в 1963 году.
Затем появились международные стандарты, в 1969 году рекомендованные ВОЗ к применению во всех странах мира.

Для подтверждения соответствия этим правилам выдается сертификат GMP. Он гарантирует, что продукция компании производится под постоянным контролем качества, в соответствии с ее назначением.

Зарубежный рынок
Есть ли уже успехи на международной арене?
Мы недавно защитили доходный проект на 200 млн рублей, предполагающий создание сети центров гамма-облучения сельхозпродукции в Индии. У нас есть индийский партнер - Hindustan Agro, с ним достигнута принципиальная договоренность.

Hindustan Agro будет основным инвестором и оператором, отвечающим за работу центров, привлечение контрактов, клиентов и так далее - все, что необходимо для обеспечения максимальной загрузки. Деньги выделяем в определенных пропорциях. И доходы будем делить соответственно. Принципиально важно, что мы являемся еще и поставщиками этого решения. Мы же не инвесторы, для нас самое важное - вложить средства в создание нашего нового продукта.

Это то, чего мы еще не делали: создание продукта под ключ, масштабного центра по облучению на базе источников кобальта в Индии, в перспективном регионе. С одной стороны, это позволит облучать сельхозпродукцию по приемлемой цене, с другой - постоянно загружать наши мощности по производству кобальта, который мы будем поставлять и забирать на утилизацию на всем жизненном цикле. Это загрузка мощностей «Маяка».

Расскажите, пожалуйста, поподробнее о проекте.
Наш индийский партнер - не просто предприниматель или группа предпринимателей, которые хотят заняться этим бизнесом. Hindustan Agro - аналог сельхозкооперации из нашего советского прошлого. Это компания, которая закупает продукцию у фермеров и рыболовов, помогает ее расфасовывать, упаковывать, аккумулировать на складе, организует холодильники - то есть некий логистический хаб. И она же поставляет рыбу и сельхозпродукцию государственным учреждениям, армии.

Облучение для такого игрока - исключительно важная услуга: оно дает ему возможность сохранить продукцию и меньшее ее количество утилизировать по истечении стандартных сроков хранения. Hindustan Agro - крупный игрок, значит, центр будет постоянно загружен. Это весьма актуально, поскольку кобальтовый источник выключить нельзя. И непрерывное использование напрямую влияет на стоимость услуги.

Поэтому мы сейчас дорабатываем типовой проект, мы хотим загружать в помещение, где происходит облучение, не коробки, а палеты, причем в два яруса. Таким образом кобальтовый стержень будет использоваться более эффективно, чем при применении простого линейного конвейера. Это позволит снизить удельную стоимость облучения, что немаловажно для такой дешевой продукции, как рис, зерно, лук.

Какие рынки еще потенциально интересны вам сейчас, кроме Индии?
Латинская Америка: Аргентина, Колумбия и другие страны, но в первую очередь - Бразилия. Также Юго-Восточная Азия: Индонезия, Малайзия. Африка тоже интересный рынок.

Но думаю, прежде чем идти в Африку, стоит приобрести опыт реализации проектов в странах, где есть хоть какая-то инфраструктура. Кроме того, параллельно нам нужно решить задачу расширения возможностей «Маяка» и других наших предприятий по производству кобальта.

Что насчет ядерной медицины?
Потенциальные рынки примерно те же. Это регионы, в которых Росатом уже работает как поставщик ядерных технологий или ведет переговоры о поставках, поэтому ядерную медицину мы можем там продвигать.

Центры облучения и центры ядерной медицины - это разные продукты? Или вы можете предложить пакет?
Конечно, мы можем предложить пакет. Почему мы употребили слово Healthcare, а не «Здравоохранение»? В нашем понимании это понятие более емкое, оно охватывает все продукты, направленные на улучшение качества жизни людей.
Основная задача центров облучения - не только стерилизация медизделий, но и стерилизация различного рода продуктов с целью их сохранения, избавления людей от возможных последствий употребления некачественных, испорченных продуктов, защита сельскохозяйственного рынка.

Такова общемировая практика. Оборудованием для центров облучения занимаются все те же игроки, которые занимаются тематикой healthcare в мире. Наш конкурент - IBA - изготавливает циклотроны для центров ионно-протонной терапии, а также комплексные предложения для них. Они же производят и радиохимические комплексы, циклотроны и ускорительную технику для центров облучения. То же самое можно сказать о компаниях Nordion, Sterigenics - это одна отрасль. Nordion когда-то отпочковался от IBA. Компания производит медицинские и стабильные изотопы. Сейчас она является частью Sterigenics - это поставщик комплексного решения для центров облучения, плюс самая большая сеть по центрам облучения.

Структура Rusatom Healthcare

Внутренний рынок
Российские потребности вы планируете полностью закрыть?
Да. Внутренний рынок для нас приоритетный, в числе прочего он важен с точки зрения референции. Здесь мы тоже планируем кооперацию с другими игроками.

Например, одновременно прорабатываем вопрос локализации оборудования и развития технологий с GE Healthcare, Siemens Healthineers, Phillips Healthcare, IBA. В ядерной медицине, возможно, выберем двух партнеров: с одним будем работать, например, по циклотронам, с другим - по ПЭТ/ОФЭКТ.

Но еще год назад ключевое оборудование Росатом собирался производить сам: и циклотроны, и томографы. В партнерство намеревались вступать только с медицинскими учреждениями. Как же технологические компетенции атомщиков?
На глобальном рынке широко распространена специализация. Каждая компания выбирает, в какой сегмент направить свое внимание и какой продукт развивать. Все остальное реализуется через кооперацию с другими.

В сегментах линейных ускорителей и диагностического оборудования есть свои лидеры. Если говорить о циклотронах, то их два: IBA и GE. А, например, Siemens и Phillips закрыли программы по циклотронам.

Кооперация с лидерами - это закупка оборудования, локализация производства на территории РФ или что-то еще?
Мы имеем в виду локализацию и совместную работу по созданию нового продукта. У нас есть свой продукт, свои технологии, своя компетенция, а у них - компетенция по тому, в чем они традиционно сильны: проработка стандартов мелкосерийного производства, подходы к определенным элементам качества.

Во всем мире распространена кооперация. Например, в одном из центров ядерной медицины линейные ускорители поставляет Varian, ПЭТ - Phillips, еще какое-то оборудование - Siemens, и так далее. Каждый игрок силен в своем сегменте.

В чем же силен Росатом?
У нас хорошая компетенция по циклотронам. Но если мы хотим ориентироваться не только на российский рынок, ее можно усилить и в кооперации с какой-нибудь компанией разработать новый продукт: компактный циклотрон с локальной защитой. Его мы сможем вместе с партнером поставлять на другие рынки. Мы считаем, что рынок компактных циклотронов очень перспективный.

Кроме того, у нас есть новый продукт - твердотельный генератор ВЧ, который мы сделали совсем недавно, сейчас патентуем его. Экспертный анализ показал, что наше решение по эффективности превосходит существующие аналоги.

Что получат западные компании от такой кооперации? Зачем им Росатом?
Если говорить о компактных циклотронах для внешних по отношению к Росатому рынков, кооперация нужна, чтобы разделить риски, объединить компетенции и рынки сбыта.

На российском рынке произошли существенные изменения. Раньше были ФЦП, в рамках которых медучреждениям выделялись средства на переоснащение, сейчас их нет. Рынок стал конкурентным. Требуется государственно-частное партнерство.

И именно на таком рынке стало очевидным наше преимущество. В отличие от конкурентов, мы выступаем не только поставщиком решения, но и технологическим партнером в проекте. То есть мы готовы вместе создавать центры ядерной медицины.

Что имеется в виду под государственно-частным партнерством в этой сфере? В каком качестве в нем выступает госкорпорация?
Это в первую очередь концессия (от лат. concessio - разрешение, уступка; экономический договор государства с частным предпринимателем, дающий последнему право эксплуатировать на определенных условиях предприятия, полезные ископаемые, земельные угодья и так далее. - Прим. ред.).

В данном случае государственный партнер - это само государство. А мы совместно с медицинским партнером выступаем в качестве частного инвестора, который на базе концессии строит центр ядерной медицины. После того как мы вернем инвестиции и что-то заработаем, этот центр может перейти государству.

Все-таки о возврате инвестиций речь идет?
Конечно. Это бизнес. Все проекты, которые мы стремимся реализовать, должны быть окупаемыми. Понятно, что мы всегда помним о нашем статусе госкомпании и исполнителя дорожной карты по ядерной медицине в Российской Федерации, но наша основная задача - создавать прибыльные проекты. Деньги, которые инвестирует госкорпорация, должны вернуться и обеспечивать определенную доходность.

Взаимодействие
Как вы будете взаимодействовать с блоком по управлению инновациями?
Вырабатываем удобные механизмы для каждой конкретной организации. Если у нас есть совместный проект с институтом, который входит в АО «Наука и инновации», мы вместе определяемся, каким образом формируем организационную модель: что делают они, что делаем мы.

Например, договариваемся выпускать лютеций: площадка ИРМ - базовая для наработки сырьевого изотопа, прекурсора, а радиофармпрепарат производится на площадке НИФХИ. В любом случае в рамках концепции интегратора мы будем ответственными за продукт.

На ИРМ - прекурсор, в ­НИФХИ - РФП, продукт с более высокой добавленной стоимостью. Получается, что центром прибыли по продукту будет НИФХИ. Какой из институтов добровольно на это пойдет?
Подождите, в конечном счете зарабатывает госкорпорация «Росатом». Задача Росатома - организовать работу таким образом, чтобы мы зарабатывали все вместе.

Суть продуктового менеджмента именно в том, что определение центра прибыли по продукту со сквозной себестоимостью - исключительно корпоративное решение. В противном случае каждый, кто участвует в создании продукта, будет стремиться получить добавленную стоимость, и на выходе мы получим неизвестно что по высокой цене.

Центр прибыли должен быть там же, где центр ответственности. Соответственно, все остальные выстраиваются в кооперацию и в рамках этой кооперации зарабатывают то, что могут, с учетом общего вклада.

Логично. Но тогда у ряда предприятий нужно поменять KPI.
Естественно, у них должны поменяться определенные KPI. Все это будет учтено.

В/О «Изотоп» остается интегратором по изотопной продукции?
Фактически да. «Изотоп» продолжит обеспечивать продажу изотопов, а также радиофармпрепаратов. В идеале это должно быть своего рода единое окно по реализации всей изотопной продукции, которая нарабатывается в госкорпорации, как на внутреннем, так и на внешнем рынке. Нам еще предстоит к этому прийти.

Что изменится в работе институтов, которые раньше были в БУИ, а сейчас переходят в Rusatom Healthcare?
Они сконцентрируются на профильной линейке продуктов. ­НИФХИ и НИИТФА трансформируются в своеобразные бизнес-юниты: они должны не просто разрабатывать, а доводить свои разработки до конечного продукта, организовывать сервис.

А как быть с другими направлениями НИФХИ и НИИТФА? Например, в НИИТФА был сильный блок по сверхпроводникам.
Идеологически этот блок должен перейти в центр ответственности, который будет отвечать за сверхпроводники.

Как это можно организовать юридически?
Например, через кооперацию. Мы же будем реализовывать проект с ИРМ, хотя ИРМ не входит в наш периметр. Есть конкретный центр ответственности за конкретный продукт, есть базовые для него предприятия, площадки, элементы, но при этом в кооперацию включены и все остальные предприятия отрасли.

Например, передо мной стоит задача выстроить кооперацию с предприятиями ТВЭЛа - там целый пласт наработок: по изотопной тематике - ЭХЗ, перспективное направление по титановым протезам.

Одновременно если у нас есть какая-либо компетенция на площадке НИИТФА, ничто не мешает нам вступить в кооперацию в качестве соисполнителя там, где есть свой центр ответственности. Тогда определенные подразделения ­НИИТФА могут выполнять по заказу эту работу.

Одна из целей программы «Горизонт» - сократить количество уровней управления. У Rusatom Healthcare достаточно сложная корпоративная структура. Вы планируете какие-либо изменения в будущем?
Да, мы будем стремиться к уменьшению количества юридических лиц. Каким образом - еще предстоит решить. В идеале мы должны прийти к одному юридическому лицу. Возможно ли это - посмотрим. На первый взгляд, есть препятствия: вопросы лицензий, наличие реакторов и так далее. Не исключено, что два реактора в одном юрлице смешивать не стоит.

Вызовы
Расскажите, пожалуйста, о проекте по ядерной медицине в Снежинске. Во ВНИИТФе говорили, что он забуксовал.
Проект изначально предполагал создание центра диагностики на базе ПЭТ-КТ с производством собственной фтордезоксиглюкозы. Что нам удалось сделать?

Запустили производство фтордезоксиглюкозы, получили необходимые разрешения. Но из-за особенностей нашего законодательства поставку препарата мы можем осуществлять исключительно в рамках одного юрлица. Чтобы вписаться в эти рамки, мы с Челябинским онкодиспансером организовали кооперацию.

Перенесение сроков производства радиофармпрепаратов в Снежинске было связано в первую очередь с необходимостью получения дополнительных лицензий, разрешений на саму медицинскую услугу.

В самом Снежинске услуги по диагностике оказывать уже не планируете?
Пока нет. Снежинск - это идеальная площадка для стабильной работы циклотрона, производящего качественную фтордезоксиглюкозу, которой можно будет обеспечивать Челябинск, Екатеринбург и другие близлежащие регионы.

Именно такую концепцию мы сейчас пытаемся обосновать, она полностью согласуется с политикой Минздрава, направленной на формирование кластеров. Нет никакого смысла ставить в каждом регионе при каждом центре по циклотрону, это неэффективно, ведь ни один из них не выйдет на полную мощность. Имеет смысл установка одного циклотрона на, скажем, пять ПЭТов в соседних регионах: например, фтордезоксиглюкозу из Ярославской области можно поставлять и в Ивановскую, и в Костромскую области.

Мы ведем переговоры с «ПЭТ-Технолоджи» в Екатеринбурге. Когда начнется стабильная наработка изотопа на снежинском циклотроне, сможем поставлять препарат им.

Законодательство не хотите поменять?
Хотим. Более того, это не просто наше желание, это потребность медиков. К нам обращаются врачи, в том числе прославленные.

Должна быть наработана целая линейка нормативных актов, и это одна из задач Rusatom Healthcare - продвигать новые веяния; это мировая практика.

Какие, например?
Есть целое направление - радиофармаптеки, они широко распространены в США, в Великобритании, во Франции, в ряде других стран. У нас это сделать сложно, в том числе из-за существующего законодательства.

При этом радиофармаптека, особенно если она отделена от медицинской услуги, позволяет медучреждениям гораздо быстрее развить медицинскую диагностику и терапию - им не приходится думать о том, где брать препарат. Медучреждения же, у которых уже есть циклотрон, могут нарабатывать ультракороткоживующие изотопы, чтобы проводить исследования, а фтор покупать в радиофармаптеке.

Что еще мешает развивать ядерную медицину в стране?
Сложности при получении квот на уровне ОМС. Необходимо поменять медицинские стандарты, подходы к самой медицинской услуге и диагностике, возможно, принципы страхования, в том числе добровольного.

Ведь перечень услуг, который зафиксирован в списке ДМС, составляется корпорациями, компаниями, которые заказывают эти услуги. Но при этом не учитывается мнение самого работника. Если бы у него была возможность доплатить за какую-либо услугу или изменить набор услуг, это позволило бы развивать высокотехнологичную диагностику. Но такой возможности у него нет. Мы обсуждаем это со страховыми компаниями. Пока речь идет о пилотных проектах, о тех клиентах, которые готовы сами за себя заплатить. Но будем работать и со страховыми компаниями, страховой медициной, Минздравом, государством, фондами - государство заинтересовано в этом.

Было недавно обсуждение, что надо переходить от определения перечня услуг, которые оплачиваются по полису, непосредственно к результату диагностики, по этому критерию определять качество услуги. Это один из трендов, которые приведут к новому формату взаимодействия.

Следующее важное направление - применение радиофармпрепаратов для детей. Сейчас применение РФП для терапии затруднено. Это проблема и стандартов, и регламентов, и инструкций, и клинических испытаний. То есть производителям, медучреждениям и государственным институтам нужно объединить усилия. В СССР эта проблема стояла менее остро, были стандарты. Сейчас этот путь надо пройти заново.

https://www.сайт/2016-08-19/yuristy_syna_genprokurora_trebuyut_u_oligarha_1_3_mlrd_rubley

Левицкий столкнулся с Чайкой

Юристы сына генпрокурора требуют у олигарха 1,3 млрд рублей

Николай Левицкий (справа) занимается не только сейсморазведкой. Он также является сопредседателем "Деловой России"Kremlin.Ru

Кредиторы одного из крупнейших российских бизнесменов в области нефтесервиса Николая Левицкого не намерены отказываться от преследования предпринимателя. Несмотря на то, что Левицкий перестал быть гендиректором и ключевым акционером главного сейсморазведочного холдинга страны IGSS и ушел на вторые роли, чтобы погасить часть своих долгов, не со всеми прежними партнерами ему удалось добиться взаимопонимания. По словам источников сайт, знакомых с ситуацией, в возвращении долгов, в частности, заинтересована компания «Звезда Ресурс», которую в СМИ связывают с одним из сыновей генпрокурора РФ - Артемом Чайкой. Сумма требований к Левицкому оценивается в 1,3 млрд рублей. Предприятия, входящие в холдинг IGSS, расположены по всей стране, в том числе в ХМАО, Тюмени и на Ямале. «Геотек холдинг», который на 100% принадлежит IGSS, вошел в составленный в феврале 2015 года список 199 системообразующих предприятий России. Этот стратегически важный для России бизнес с множеством клиентов привел Левицкого к крупным финансовым проблемам.

Долги и отказ от управления

Холдинг IGSS был создан в 2010 году группой компаний «Интегра» (75%) и транснациональной сервисной корпорацией Schlumberger (25%). В 2011 году к ним присоединился «Геотек холдинг» Николая Левицкого. Затем «Интегра» вышла из бизнеса и 13% акций IGSS оказались в собственности Volga Group Геннадия Тимченко. Но тот, в свою очередь, в 2013 году продал свой пакет группе «Промышленные инвесторы», президентом которой является бывший министр топлива и энергетики РФ Сергей Генералов. К концу 2015 года господин Левицкий владел 55,92% IGSS и занимал пост генерального директора холдинга. Но к тому времени у него уже были серьезные проблемы с кредиторами. Как рассказывал сайт, сумма долгов оценивалась в 15 млрд рублей, из которых 7,5 млрд были кредитами Сбербанка (позднее он передал долг собственной «дочке», компании «Сбербанк капитал»), а остальные разделены между «Альфа-банком», «Газпромбанком» и «Росбанком». Чтобы погасить эти обязательства, господину Левицкому пришлось отдать часть IGSS. «Сберкапитал» предпочел забрать долги акциями и войти в структуру управления компанией через «дочку» Сбербанка - «СБК Геофизика». «Альфа», как утверждают наши источники, предпочла деньги, продав свою долю неназванным участникам рынка. После этого акционером холдинга IGSS стала кипрская компания Remwill Trade, чьи бенефициары неизвестны. В итоге структура собственников IGSS стала выглядеть следующим образом: Николай Левицкий (25,82%), Schlumberger (12%), «Промышленные инвесторы» (7,75%), принадлежащая Сбербанку «СБК Геофизика» (15%), Remwill Trade ltd (15% минус одна акция); институциональные и частные инвесторы (24,4%). Когда «перекраивание» закончилось, наступило полугодовое затишье - новые владельцы погрузились в документы, начался процесс «переваривания» информации, изучения схем и методов ведения бизнеса.

Секретные инструкции от юристов друга арестованного губернатора Гайзера

Наконец, 13 июля 2016 года IGSS сделал официальное заявление о смещении Николая Левицкого с должности главного исполнительного директора. Он остался в совете директоров, но оперативное управление холдингом перешло к бывшему президенту компании FESCO Юрию Гильцу. Господин Гильц, по сообщениям федеральных СМИ, считается человеком, близким к Сергею Генералову. Например, «Коммерсантъ» со ссылкой на собственные источники писал , что Генералов, собственно, и предложил акционерам кандидатуру Юрия Гильца. Владея FESCO, президент «Промышленных инвесторов» доверял Гильцу руководящие должности: в частности, он был вице-президентом по экономике и финансам, а в 2012-2013 годах возглавлял компанию, проработав около полугода при новом владельце, группе «Сумма».

«Накопившаяся усталость»

Пертурбации в структуре собственников IGSS проходили на общем неблагоприятном для нефтесервисного бизнеса фоне. Как пишет «Коммерсантъ», в последние два года спрос на услуги в этом сегменте упал из-за связанного с падением цен на нефть сокращения объемов геологоразведки нефтекомпаниями. Долг самой IGSS на конец декабря 2015 года составлял около 17 млрд руб. Источники издания в отрасли предполагали, что отставка господина Левицкого может быть связана с его личным желанием. По словам собеседника газеты, Николай Левицкий страдает от «накопившейся усталости» и невозможности справиться с текущими финансовыми проблемами компании.

Тем временем в конце июля 2016 года Международное рейтинговое агентство S&P Global Ratings снизило долгосрочный корпоративный кредитный рейтинг IGSS и ее ключевого подразделения - «Геотек сейсморазведки» - до «B минус» с просто «B». При этом, сообщал «Финмаркет» , рейтинги обеих компаний были помещены в список CreditWatch (на пересмотр) с негативным прогнозом.

«Понижение рейтинга IGSS отражает, во-первых, наши ожидания того, что в 2016-2017 годах характеристики кредитоспособности IGSS останутся слабыми в связи с неблагоприятными рыночными условиями и значительным объемом процентных платежей, а во-вторых - агрессивную политику рефинансирования IGSS, которая, на наш взгляд, не соответствует рейтингу «В», - говорилось в сообщении агентства.

S&P Global Ratings считает, что ситуация с финансовыми делами холдинга может «лишь немного улучшиться» в 2017-2018 годах - при условии улучшения ситуации в отрасли. «На наш взгляд, IGSS, как и другие сопоставимые компании в этой отрасли, будет генерировать самые слабые показатели выручки и EBITDA в 2016 году, принимая во внимание ожидаемое сокращение объема сейсморазведочных работ или по крайней мере сокращение объемов наиболее прибыльных видов сейсморазведочных работ - HD и 3D. Несмотря на то, что компания отреагировала на ухудшение условий в отрасли существенным сокращением капитальных расходов с исторического уровня более 2 млрд рублей примерно до 1 млрд рублей в 2016-2017 годах, мы полагаем, что значительное снижение долговой нагрузки в тот же период маловероятно», - полагают аналитики S&P GR.

Эхо тревожного прошлого и тень Чайки

Общая непростая ситуация для Николая Левицкого отягощается еще и его прошлыми финансовыми неудачами. Как ранее уже рассказывал сайт, ранее в «Геотек холдинг» входили две проблемных компании - ЗАО «Интанефть» и ЗАО «Аган-Бурение». Обе они уже банкроты, а суммы «висящих» на них финансовых обязательств весьма серьезны: более 1,3 млрд рублей в «Интанефти» и 1,5 млрд рублей в «Аган-Бурении». Николай Левицкий уверяет всех, что не имеет формального отношения к этим компаниям. Однако кредиторы убеждены, что это не так, и пытаются доказать, что схема вывода обществ из холдинга и «сбрасывание» таким образом ответственности по обязательствам - незаконна.

25 июля 2016 года Арбитражный суд Республики Коми принял к своему производству иск конкурсного управляющего Сергея Павликова к «Геотек холдингу», а также Николаю Левицкому, Денису Чередниченко и Ольге Чесноковой (последние двое занимали руководящие посты в «Интанефти»). Управляющий потребовал солидарного взыскания со всех четырех ответчиков 1,3 млрд рублей в конкурсную массу «Интанефти» в рамках субсидиарной ответственности.

Новости России

Россия

Вступил в силу закон об «ипотечных каникулах»

Россия

Трамп пообещал выяснить причины болезни Навального

Россия

В Самаре из-за детских игр с огнем сгорели три жилых дома и пять хозпостроек

Россия

31 июля заработает упрощенный порядок сделок с недвижимостью, оформленной в долях

У «Росатома» новая «дочка» - Rusatom Healthcare. Она займется продвижением ядерных технологий для медицины и промышленности в России и за рубежом. Денис Чередниченко, генеральный директор Объеди­ненной инновационной корпорации, которая форми­рует стратегию Rusatom Healthcare, рассказал о планах и перспективах новой компании.
- В Объединенную инноваци­онную корпорацию вы пришли в марте 2016 года. Ваша пре­дыдущая работа была связана с инновациями?
- До этого работал вице-президентом «ГЕОТЕК-холдинга» — нефтесервисной компании. Будучи одним из основателей, за несколько лет добился кратного увеличения размеров бизнеса практически с нуля. В Росатоме моя задача — взрастить разработки и проекты до масштаба самостоятельных бизнесов, приносящих прибыль
- Что сделали вы и ваша команда за год?
- Мы определили приоритет­ные направления деятельности, сфокусировались на ядерной ме­дицине и инновационных тех­нологиях обработки продукции. Затем сформулировали страте­гические цели, провели аудит наработок по каждому направ­лению и составили продукто­вую линейку. Реалистично оце­нив факторы, которые не дают нам двигаться желаемыми тем­пами, мы вышли на госкорпо­рацию с инициативой создания единого центра ответственности и получили поддержку. Rusatom Healthcare консолидирует пред­приятия, которые разрабатыва­ют и производят оборудование и изотопы для ядерной медици­ны и радиационных центров. Компания учреждена «Атом­энергопромом». Сейчас форми­руется ее структура, передаются в управление предприятия. Этим занимается ОИК, которая позже войдет в периметр новой ком­пании.
- А вы, соответственно, ее возглавите.
- Совершенно верно.
- Какие предприятия вой­дут в контур управления?
- Прежде всего, В/О «Изотоп», официальный дистрибьютор изотопной продукции «Росато­ма», два института - НИФХИ и НИИТФА. Также в управле­ние Rusatom Healthcare перехо­дит «Русреактор», который ко­ординирует работы по созданию растворного реактора для по­лучения молибдена-99, и все дочерние предприятия ОИК: «ЯМТ-Снежинск» - центр ядер­ной медицины, «АМТ-ДВ» - проект медцентра на острове Русский, ЦВТД - проект центра ядерной медицины на площадке НИИТФА в Москве.
- На каких продуктах дол­жна сосредоточиться новая компания?
- Мы готовим комплексное предложение, концентрируемся на создании линейки медицинского оборудования и оборудования для наработки радионуклидов и синтеза радиофармпрепаратов. Планируем продавать его лечеб­ным учреждениям. Еще плани­руем открывать центры ядерной медицины, обеспечивать их ра­боту на протяжении всего жиз­ненного цикла. Лечением зани­маться, конечно, не будем - это территория медиков. Мы идем на рынок как технологический партнер, поставщик решений. В настоящий момент работаем с рядом потенциальных меди­цинских партнеров.
Также мы намерены созда­вать центры радиационной об­работки медицинских изделий, продуктов питания и др. В на­шем случае слово «healthcare» - более емкое понятие, чем «здравоохранение». Мы будем заниматься продуктами и тех­нологиями для улучшения каче­ства жизни людей.
- Ваши центры ядерной ме­дицины будут оснащены обо­рудованием производства предприятий «Росатома»?
- Мы будем работать в ко­операции с лидерами мирового рынка. Это общепринятая прак­тика.

По каждому конкретному продукту - линейным ускори­телям, томографам, гамма-ка­мерам - есть конкретный ли­дер. Мы будем самостоятельно развивать продукты и техноло­гии, по которым у нас есть по­тенциальное преимущество, а остальные правильнее разви­вать совместно либо приобре­тать у партнеров.
У нас хорошая компетенция по циклотронам. Мы хотим со­здать компактный циклотрон с локальной защитой, который будет очень востребован в не­больших городах. Есть новый продукт - твердотельный ге­нератор высокой частоты для ускорителей, сейчас его патен­туем.

«ПЛАНИРУЕМ ПРОДАВАТЬ ОБОРУДОВАНИЕ ЛЕЧЕБ­НЫМ УЧРЕЖДЕНИЯМ И СОЗДАВАТЬ ЦЕНТРЫ ЯДЕРНОЙ МЕДИЦИНЫ. ЛЕЧЕНИЕМ МЫ ЗАНИ­МАТЬСЯ НЕ БУДЕМ - ЭТО ТЕРРИТОРИЯ МЕДИКОВ. МЫ ИДЕМ НА РЫНОК КАК ТЕХНОЛОГИЧЕСКИЙ ПАРТНЕР»

Экспертный анализ по­казал, что наше решение пре­восходит по эффективности существующие аналоги. Эти продукты сто­ит развивать - с ними мы смо­жем добиться успеха не только на отечественном, но и на миро­вом рынке.
- По центрам облучения уже есть предварительные догово­ренности?
- Да, мы договорились о со­здании сети центров с индий­ской Hindustan Agro. В проек­те Rusatom Healthcare выступит как технологический партнер, а Hindustan Agro - как основной оператор и инвестор. Индий­цы отвечают за работу центров и привлечение контрактов, что­бы обеспечить полную загрузку. Мы - за сооружение объектов и поставку на всем жиз­ненном цикле радиоизотопов, производством и утилизацией которых будут заниматься пред­приятия «Росатома».
- Какие регионы интересны Rusatom Healthcare в рамках этого бизнес-направления - радиационной обработки?
- Латинская Америка: Арген­тина, Колумбия и др., но в пер­вую очередь - Бразилия. Это самая большая сельскохозяй­ственная страна в мире. Также Юго-Восточная Азия: Индоне­зия, Малайзия. Африка тоже ин­тересный рынок.
- А что касается ядерной медицины?
- Потенциальные рынки при­мерно те же. Это регионы, в ко­торых «Росатом» уже работает как поставщик ядерных техно­логий или ведет переговоры о поставках, поэтому ядерную медицину мы можем там про­двигать.
- Российские потребности вы планируете полностью за­крыть?
- Да. Внутренний рынок для нас приоритетный, в числе про­чего он важен с точки зрения ре­ференции.
- Как будете взаимодей­ствовать с БУИ?
- Вырабатываем удобные механизмы для каждой кон­кретной организации блока по управлению инновациями. Если у нас есть совместный про­ект с институтом, который вхо­дит в АО «Наука и инновации», мы вместе определяемся, каким образом формируем организа­ционную модель: что делают они, что делаем мы.
- Что изменится в работе институтов, которые рань­ше были в БУИ, а сейчас перехо­дят в Rusatom Healthcare?
- Они сконцентрируются на профильной линейке продук­тов. НИФХИ и НИИТФА транс­формируются в своеобразные бизнес-юниты: они должны не просто разрабатывать, а до­водить свои разработки до ко­нечного продукта, организовы­вать сервис для потребителей.
- Поделитесь планами по выручке.
- Консолидированная выруч­ка на 2017 год по всем пред­приятиям, включая изотопный комплекс, запланирована в раз­мере 8 млрд рублей.

Братья Виталий и Денис Чередниченко семь лет назад стали совладельцами заброшенной мидийной плантации на Белом море. Спустя пять лет они получили первый урожай и привезли в Санкт-Петербург 800 килограммов живых мидий в надежде продать их ресторанам. Продать удалось всего 50 килограммов, и то по знакомым. Остальные 750 пришлось выбросить, так как на тот момент ни один ресторатор в городе не был заинтересован в покупке живых морепродуктов. Всем было достаточно замороженных аналогов из Китая. Тогда братья поняли, что перед тем как продать свой товар, им сначала придётся привить петербуржцам культуру потребления свежих морских продуктов. Сейчас компания «Эльмар» сотрудничает уже с 120 ресторанами Санкт-Петербурга и планирует выход в розничные сети.

Компания «Эльмар»

Сфера: продажа свежих морепродуктов

продажи в год: 70 тонн морепродуктов

Дата основания: 2012 год

Денис и виталий Чередниченко
основатели компании «Эльмар»
и cовладельцы плантации
«Северная мидия»

Как было до нас

Мы не просто заняли часть рынка живых морепродуктов, мы его создали с нуля. Когда мы появились, шеф-повара питерских ресторанов в основном готовили из замороженных морепродуктов и изредка - из охлаждённых. Единственное, что продавали «живым», - это французские устрицы, на которые мода в России установилась уже давно. Но не было серьёзных продаж живых мидий, вонголе, спизулы или гребешков. Замораживать и делать пресервы, конечно, дешевле и проще, но это сильно меняет качество и вкус продукта.

Китай и Норвегия имеют дело с огромными объёмами. На их плантациях для сбора мидий используются специальные машины, по принципу работы напоминающие пылесос, - они «засасывают» по сотне килограммов мидий в минуту. Такие фермы просто не смогли бы справиться с продажами 500 тонн живых мидий, поэтому, чтобы их сохранить, они их перерабатывают. Одни готовят пресервы, другие используют заморозку, третьи - глубокое охлаждение, при котором мидия входит в анабиоз и остаётся свежей 10–12 дней. Перед заморозкой мидии сначала обрабатывают паром, открывают и обрабатывают специальными веществами, которые изменяют её вкус.

С чего мы начали

Семь лет назад волею случая нам удалось стать совладельцами разорившегося в постсоветские годы предприятия «Карелрыбфлот». Одним из его активов как раз была заброшенная мидийная ферма на небольшом острове в Белом море. В советское время на этой плантации учёные разводили и изучали мидий, но затем правительство признало это направление малоперспективным, и акваторию оставили на произвол судьбы. Несколько лет местные жители пытались торговать оставшимися мидиями, но потом и это сошло на нет. Когда мы туда попали, там были старые разрушенные избушки и гектары дикорастущих мидий, за которыми никто не следил. Плантация находится в 70 км от ближайшего населённого пункта.

Первые несколько лет после покупки мы просто пытались разобраться, что оказалось у нас в руках. Восстановление плантации было для нас чем-то вроде хобби. Мы наняли людей, натянули новые коллекторы, смотрели, как мидия себя ведёт, растёт и размножается. Параллельно мы старались прощупать рынок, понять, как её можно использовать. Сначала думали применить её в медицинских целях. Пригласили учёных из нескольких исследовательских институтов, занимающихся изучением Белого моря. Результатом нашего сотрудничества стала биологически-активная добавка «Тонимид» - сильный иммуномодулятор, сделанный на основе гидролиза мидий. Два года назад мы получили первый серьёзный урожай - наши мидии достигли размера 4 сантиметров, а значит, их можно было продавать. Мы собрали 800 килограмм продукта и, уверенные в собственном успехе, повезли их в Петербург.

Как вырастить мидию

Сама по себе мидия особенного ухода не требует, проблемы начинаются тогда, когда вы достаёте её из воды. На плантации она растёт гроздьями на верёвках-коллекторах, подвешенных в толще воды. Если она падает на дно, её съедает морская звезда. Мидия размножается при температуре воды 12–13 градусов. Из-за того что Белое море очень холодное, наша мидия растёт в течение четырёх лет, в то время как мидиям Чёрного моря и Норвегии для этого требуется всего два года за счёт тёплой воды. Если достать мидию из солёной воды, она проживёт при температуре t - 2-5 °Cне больше пяти дней. Поэтому для её хранения и перевозки мы используем специальные аквасистемы, в которых температура и состав воды идентичны воде Белого моря. Так они могут прожить достаточно значительный период.

Чтобы доставить мидию в город, нам пришлось очень серьёзно вложиться в логистику: построить собственный пароход со специальными трюмами, купить автомобили с рефрижераторами, разработать и установить в Петербурге промышленные аквасистемы. Нам потребовалось много времени, чтобы отладить этот процесс, понять, почему иногда, несмотря на все условия, мидия не выживала. У каждого живого организма есть периоды, когда он ослаблен. Например, в период размножения мидия не выносит транспортировки. Есть несколько месяцев в году, когда доставить живую мидию в город физически невозможно.

Борьба за выживание

Когда мы привезли наши первые 800 килограммов мидий в Петербург, оказалось, что они никому не нужны. Мы обзвонили 300 ресторанов, и везде нам отвечали одно и то же: «Мы покупаем заморозку, у нас ничего не пропадает, и у нас никто никогда не просит живых мидий». Рынка не было, нам надо было его создать. Весь первый год работы в Петербурге мы потратили на то, что знакомили местных шеф-поваров с преимуществами живых морепродуктов. Мы собрали свою команду поваров, которые сначала сами научились готовить мидию, разработали рецепты, а затем начали показывать мастер-классы питерским поварам. Мы придумали это, когда поняли, что на самом деле мешает шеф-поварам хороших ресторанов покупать у нас продукт - они просто не знали, как готовить из живых морепродуктов, они никогда этого не делали! Так что нам пришлось ненавязчиво им об этом рассказать.

Самыми первыми нас полюбили брассери, они поняли, что мидии могут быть хорошей закуской к пиву. На данный момент мы сотрудничаем уже с 120 ресторанами. Ресторанам удобно, что у нас есть своя аквасистема. Им не приходится заказывать помногу и выбрасывать половину. Мы можем ежедневно привозить им по 20 килограммов, которые у них расходятся за день. Цены зависят от объёмов. Сейчас мы продаём порядка 5 тонн морепродуктов в месяц. Среди них не только наши мидии, но и морепродукты с Дальнего Востока от наших партнёров.

Как поддержать жизнь в крабе в течение двенадцатичасового перелёта? Постепенно мы научились, и сейчас у нас почти не бывает потерь по дороге

Обычно рестораны не особенно заинтересованы в том, чтобы рассказывать клиентам о том, откуда они берут продукты, часто меняют поставщиков и манипулируют ценами. Мы же хотели научить рестораны уважать нас. Для этого мы начали продвигать бренд «Беломорские мидии», просить указывать это название в меню, чтобы гости ресторанов знали, что сейчас они едят именно наши мидии.

Партнёры

Когда мы начали сотрудничать с ресторанами, мы поняли, что одну только мидию продавать им тяжело - тогда её слишком мало кто знал и ел. Нам нужны были другие морепродукты, которые мы могли предлагать в связке с нашим. Тогда мы полетели на Дальний Восток и нашли несколько местных компаний, у которых есть право на вылов. Нужно было снова решать проблемы с логистикой: как поддержать жизнь в крабе в течение двенадцатичасового перелёта? Постепенно мы научились, и сейчас у нас почти не бывает потерь по дороге. Сейчас по популярности у ресторанов мидии уже не уступают устрицам, затем идут вонголе, гребешок и краб.

Планы

Научившись работать с ресторанами, мы планируем выйти в розничные магазины. Мы уже продаём товар через LavkaLavka, уже год ведём переговоры с «Азбукой вкуса». Проблема с продажей частным лицам - такая же, что и с шеф-поварами. Покупателям может нравиться наблюдать за движением крабов в бассейне, поставленном посередине торгового зала, но они не решаются покупать их, потому что не представляют, как их готовить. Поэтому мы начали проводить мастер-классы для обычных людей, на различных ярмарках, рыбных базарах, в магазинах.

Мы пытаемся привить петербуржцам культуру поедания живых морепродуктов, а также изменить устоявшееся мнение о том, что это дорого. 400 рублей за килограмм мидий - это не намного больше того, что вы платите за мясо. Зато это полезнее и вкуснее. Пока «Эльмар» больше напоминает меценатство, нежели бизнес. Мы вливаем в него новые ресурсы, обновляем производство, выстраиваем отношения с клиентами, но о чистой прибыли нам пока думать рано.

Фотографии: Дима Цыренщиков,

Госкорпорация «Росатом» планирует мощную экспансию на рынок медуслуг. Как стало известно Vademecum, «Росатом» ведет переговоры с Министерством по делам Северного Кавказа о строительстве ядерного комплекса в создаваемом сейчас медицинском кластере в Кавминводах. Проект, оценивающийся экспертами как минимум в 1 млрд рублей, предусматривает размещение в кластерной зоне целого ряда объектов – от циклотрона и ПЭТ‑центра до клиники радиохирургии. Помимо этого, «Росатом» работает над организацией в Москве индустриального парка, где будет производиться оборудование для ядерной медицины, а также над открытием ПЭТ‑центров на Урале и в Приморье.

О медицинских планах «Росатома» Vademecum рассказал источник, близкий к Министерству по делам Северного Кавказа. По его словам, переговоры о вхождении корпорации в кластер ведет генеральный директор Объединенной инновационной корпорации (ОИК – «дочка» ГК «Роса‑ том») Денис Чередниченко. «Речь идет о том, чтобы построить на базе кластера полноценный ядерный комплекс, включающий циклотрон и ПЭТ‑центр, гамма‑камеры, вплоть до киберножа. Это будет база для развития ядерной медицины в регионе. Предполагается, что в дальнейшем на Северном Кавказе по схеме государственно‑частного партнерства будут открываться ПЭТ‑центры, а комплекс на базе кластера будет обеспечивать их радиофармпрепаратами», – рассказывает собеседник Vademecum. Представители «Росатома» и первый заместитель министра по делам Северного Кавказа Одес Байсултанов подтвердили Vademecum: переговоры действительно идут. «Ядерная медицина – это вызов XXI века», – тонко заметил Байсултанов, но раскрывать детали сотрудничества до подписания соглашения отказался. В «Росатоме» говорят, что корпорация в лице ОИК «поддерживает проект создания центра лучевой терапии и ядерной медицины в структуре инновационного медицинского кластера на Северном Кавказе, готова принять участие в реализации проекта». Причем ОИК, уточнили в корпорации, предложила ведомству сразу несколько вариантов сотрудничества. Объем инвестиций и другие параметры северо‑кавказского ядерного комплекса потенциальные партнеры назвать отказались. Советник директора ФГУП «Федеральный центр по проектированию и развитию объектов ядерной медицины» ФМБА России Дмитрий Дубинкин считает, что вложения в проект могут превысить 1 млрд рублей. «Центр позитронно‑эмиссионной томографии состоит из двух блоков. Один блок с циклотроном и производством радиофармпрепаратов, другой блок, медицинский, – со сканером. Один сканер – это 150–200 млн рублей. 1,2 млрд будет стоить, условно говоря, полный ПЭТ‑центр с двумя сканерами. Один только производственный блок стоит около 700 млн рублей. Сопутствующие траты на получение лицензии, на обучение персонала, валидация этих процессов по GMP – все это может быть включено в эту сумму, а может быть и за ее рамками», – рассуждает Дубинкин. По его оценкам, реалистичный срок ввода комплекса в эксплуатацию может составить пять лет.

Если соглашение будет подписано, «Росатом» станет одним из первых инвесторов и операторов проекта медицинского кластера на Северном Кавказе. Летом этого года Минздрав утвердил концепцию развития кластера, а сама реализация проекта начнется в 2017 году. По словам Одеса Байсултанова, на первом этапе будет выбран подрядчик для создания проектно‑сметной документации – на эти цели уже запланировано выделить 1,62 млрд рублей бюджетных средств. Кластер разместится на участке площадью 249 га в Кавминводах. Сейчас министерство ведет переговоры о вхождении в кластер с рядом потенциальных операторов и инвесторов. В этом году было подписано соглашение с компанией Impresa Pizarotti & C.S.p.A – предполагается, что она примет участие в проектировании и строительстве университетского центра, а также финансировать запуск фармпроизводства на территории кластера.

«У госкорпорации «Росатом» есть все шансы стать игроком № 1 на рынке ядерной медицины. В отличие от других операторов этого сегмента, у корпорации есть экспертиза в ядерном производстве и создании изотопов, собственная логистическая база и мощные финансовые ресурсы. Важным преимуществом является и то, что в ведении корпорации находится и контроль ядерной медицины. Единственное, чего им не хватало для полноценного выхода на этот рынок, – опыта продажи таких услуг и медицинских компетенций. Поэтому сотрудничество с кластером будет взаимовыгодным, благодаря интеграции в кластер корпорация сможет вывести на рынок такую услугу, а кластер получит надежного российского партнера, который обеспечит ему не только производственную базу, но и фундаментальные исследования в этой области, – говорит управляющий партнер компании DMG Владимир Гераскин. – «Росатом» может стать удобным и надежным партнером для иностранных производителей, которые рассматривают возможность локализации производства в профильной для «Росатома» нише на базе технопарка создаваемого кластера».

У «Росатома» действительно созрели серьезные амбиции по созданию центров ядерной медицины в разных регионах России, подтверждает источник, близкий к госкорпорации. До сих пор экспертиза «Росатома» была сосредоточена на производстве радиофармацевтических препаратов и прикладных исследованиях в области ядерной медицины – эти компетенции корпорация развивает на нескольких площадках. Например, в 2012 году госкорпорация ввела в эксплуатацию циклотронно‑радиохимический комплекс в Снежинске на базе ФГУП «РФЯЦ‑ВНИИТФ им. академика Е.И. Забабахина». Комплекс был создан на базе циклотрона производства еще одного подведомственного «Росатому» предприятия – АО «НИИЭФА им. Д.В. Ефремова». Еще одна профильная компания – ООО «Центр высокотехнологичной диагностики» – была создана в 2014 году на производственной площадке московского АО «НИИ технической физики и автоматизации». «В 2015 году запущено в коммерческую эксплуатацию производство радиоизотопов на основе фтора‑18, которое обеспечивает потребность в процедурах ПЭТ‑диагностики ряда медучреждений Москвы», – уточняют перечень своих тематических активов в «Росатоме», добавляя, что московское производство позволяет обеспечивать препаратом до 9 500 ПЭТ‑исследований в год.

Представители корпорации говорят, что ООО «Центр высокотехнологичной диагностики» войдет в индустриальный парк, где будет производиться высокотехнологичное оборудование для промышленности и ядерной медицины. Кроме того, «Росатом» совместно с НИЦ «Курчатовский институт» при поддержке правительства Москвы планирует создать в индустриальном парке систему сервисного обслуживания оборудования для ядерной медицины. «Полученный опыт можно будет тиражировать в других субъектах РФ», – уверены в «Росатоме». Оперативно получить комментарий у НИЦ «Курчатовский институт» не удалось.

В свое время госкорпорация пыталась создавать и центры диагностики, но до сих пор ни одна из подобных заявок реализации не получила. На сайте ОИК есть информация о проекте центра ядерной медицины в городе Снежинске. Проект ПЭТ‑центра предполагал в том числе создание лечебно‑диагностического центра с пропускной способностью 8 500 пациентов в год – этот замысел с общим объемом инвестиций свыше 320 млн рублей планировалось осуществить до весны 2015 года. «Еще когда существовало Федеральное агентство по атомной энергии, планировалось запустить циклотрон вместе с центром ядерной медицины, но тогда нам удалось получить средства только на производство. Мы рассчитывали, что вскоре после создания ОИК нам предоставят ПЭТ‑сканер, и получится запустить центр, но этого пока не произошло», – рассказывает представитель ФГУП «РФЯЦ‑ВНИИТФ им. Академика Е.И. Забабахина». По словам собеседника VM, для развития центра в 2015 году было зарегистрировано ООО «Ядерные медицинские технологии – Снежинск». По данным «СПАРК‑Интерфакс», сейчас 76% долей этого предприятия принадлежит ОИК, а 24% – ФГУП «РФЯЦ‑ВНИИТФ им. Академика Е.И. Забабахина». Представители «Росатома» говорят, что на этом предприятии сейчас налажено производство радиофармпрепаратов, которые нарабатываются циклотронно-радиохимическим комплексом.

В «Росатоме» уверяют, что центр ядерной медицины на Урале все‑таки будет создан: «ООО «Ядерные медицинские технологии – Снежинск» будет оказывать услуги гражданам РФ, преимущественно жителям УФО (Челябинская и Свердловская области), по высокоточной диагностике онкологических, кардиологических и неврологических заболеваний за счет средств фонда обязательного медицинского страхования Челябинской области, а также поставлять радиоизотопы в ПЭТ‑отделения УФО. Возможности центра позволят принимать до 4 тысяч пациентов в год».

Еще один проект, разрабатываемый корпорацией, локализован в Приморье. В 2015 году «Росатом» подписал с АО «Роснано», администрацией Приморского края и Дальневосточным федеральным университетом меморандум «О предоставлении лечебно‑диагностических услуг населению и технологическом сотрудничестве в рамках проекта центра ядерной медицины». Планировалось, что корпорации вместе создадут в Приморье центр ядерной медицины с научно‑исследовательским блоком, но и этот проект пока до реализации недотянул. «В ходе проработки проекта выявлен ряд вопросов, требующих уточнения, над которыми сейчас ведется работа», – говорят в «Росатоме». Инвестиционный директор «Роснано» Андрей Путилов отмечает, что временная остановка проекта связана с административными сложностями: «Мы очень долго согласовывали инвестиционную структуру и пришли к выводу, что только на условиях концессионного соглашения это может быть реализовано. Так получилось, что Приморский край даже запустил тендеры на определение победителя этой концессии, и уже в ходе этой конкурсной процедуры выяснилось, что тот участок, на котором мы хотели построить центр, находится под обременением, которое через Кадастровую палату наложило Минобороны. То есть если бы там стали строить, мы бы попали под нарушение законодательства по очень серьезным статьям, включая подрыв обороноспособности. По состоянию на конец октября 2016 года это обременение еще сохранялось». При этом Путилов отметил, что сами стороны процесс не тормозят.

Опрошенные Vademecum эксперты считают, что госкорпорация «Росатом» выбрала удачные локации для создания ПЭТ‑центров. Ее основной конкурент на этом рынке – «ПЭТ‑Технолоджи» (портфельная компания «Роснано») – пока свою сеть преимущественно в Центральном федеральном округе.

Росатом, пэт-центр, пэт, минкавказ, оик

Поделитесь статьей с друзьями:

Похожие статьи